К 300-летию Санкт-Петербурга

С. Лебедев,
Москва

Чебышев, студенты и другие

Пожалуй, в студенческих кругах Петербургского университета второй половины XIX века особой теплотой и трогательной любовью пользовался Пафнутий Львович Чебышев. Успех его как лектора был огромен, несмотря на то, что бок о бок с ним на соседних кафедрах трудились Менделеев и Сеченов, яркие имена которых, овеянные славой, навсегда останутся в памяти человечества: один создал периодическую систему элементов, другой – дал физиологическую расшифровку психических процессов. Оба считались блестящими преподавателями. Об ораторском искусстве Менделеева вокруг говорили определённо и однозначно: «весьма гораздый оратор». Разгадать секрет притягательности внешне неказистого, а то и вовсе беспорядочно построенного лекционного рассказа Менделеева мудрено; ведь надобно слышать, как произносит он фразы, надобно самому подпасть под обаяние интонации и ритмов его речи. Порой лекции его вовсе не походили на изложение учебной дисциплины – химии университетского курса. Увлекшись, Дмитрий Иванович принимался иной раз уяснять студентам самое назначение университета и даваемого им образования.

– Не для того учреждаются университеты, чтобы получались только дипломы, – вдруг скажет Менделеев посреди лекции. – Это – одна сторона. Но есть другая, высшая сторона. Это – достижение истины во что бы то ни стало и как бы то ни было…

Сколько подобных наставительных речей держал в курсе химии Дмитрий Иванович! Студентам они представлялись не менее увлекательными, чем излагаемые специальные вопросы. Эти лирические отступление от темы лекции несомненно украшали её. Менделеев умел так захватить слушателей, заставляя в такт с ним мыслить, сопереживать вровень с ним излагаемое содержание, что равнодушных на его лекциях не было. Многие отмечали простоту и незатейливость его изложения, какую-то особенную музыкальность его лекционной речи.

Про Менделеева студенты говорили, что экзамены принимает он нервно и быстро, то есть совершенно в своём роде: глянет на исписанную доску, даст несколько вопросов из разных концов курса, чтобы оценить, насколько усвоен предмет в целом, и решительно ставит оценку. Объём экзамена по химии был чрезвычайно велик, Менделеев, как правило, не давал никакой программы, и студентам предстояло штудировать целиком его «Основы химии» – том в две тысячи страниц.

Если химию студенты проходили на первом курсе, то на третьем – изучали «Интегральное исчисление» и «Теорию чисел». С этого времени у многих студентов обнаруживался новый кумир среди профессоров. Им был Пафнутий Львович Чебышев, читавший высшую математику. Фигура авторитетная для всей мировой науки. Не было привлекательнее его лекций. И математика незаметно выдвигалась для многих на первое место среди учебных предметов. Старик Чебышев особенно приветствовал самостоятельные исследования – студенческие работы по темам, предложенным университетским Советом. Авторы подобных работ удостаивались кто золотой медали, кто – серебряной, а одному студенту как-то присудили, по чебышевскому отзыву, денежную премию в тысячу рублей. По давней традиции восьмого февраля, в день основания университета, во время церемонии торжественного годичного акта эти награды вручались лауреатам ректором Бекетовым в присутствии министра народного просвещения.

Как лектор Чебышев был удивительно быстр как в речах, так и в движениях. Хоть и называли студенты своего профессора «калькулятором», из-за быстроты и спешности возникали порой ошибки. Потому за действиями лектора надо было внимательно наблюдать с тем, чтобы вовремя поправить. Он сам просил о том своих слушателей и даже настаивал на их активном соучастии.

Чебышев не любил долго стоять у доски, порой быстро утомляясь. Слушатели очень оживлялись, когда он с видимым облегчением опускался в мягкое кресло. Завязывался непринуждённый научный разговор со слушателями; начинались знаменитые чебышевские беседы. В такие минуты профессор был куда как занимателен и отзывчив. И как поражали эти беседы своей увлекательностью и доверительностью! Перед студентами как бы раздвигались горизонты – Чебышев поражал всех своей блестящей эрудицией по существу вопроса…

Экзамены у студентов Чебышев принимал строго, но участливо, предварительно уже прикинув для себя возможности каждого. Вопросы старался задавать как можно корректнее и чётче – любил краткость, точность и подтянутость в ответах. Предельно тактичный, ровный, готовый всегда помочь лектор, Чебышев на испытаниях производил впечатление как разумно строгий, внимательный и справедливый экзаменатор. Экзаменующиеся стремились попасть именно к Чебышеву, хотя он был всегда сдержан, спокоен, задавал наводящие вопросы, и на хорошие отметки был несколько скуповат. Ассистировали, как правило, Чебышеву профессора: Коркин – нервный, жесткого нрава, бывало заваливавший две трети курса, и Золотарёв – любимец Чебышева, преподаватель хоть и строгий, но не так безбожно придирающийся к студентам.

Что же всё-таки отличало Чебышева как профессора от Менделеева, Сеченова или Бекетова? Вовсе не различие в преподаваемых предметах. Прежде всего – высочайшая культура общения со студентом. Чуждый импульсивности менделеевских лекций (вплоть до эмоциональных выкриков, держащих аудиторию в ежесекундном напряжении), задору и шутливости бекетовских отступлений (встречающихся на лекциях и у Сеченова), Чебышев поражал студентов продуманностью и ровным ходом своего изложения. Но это вовсе не означало, что профессор был чужд экспромтам; на научных диспутах, на защитах кандидатских и докторских диссертаций он предстаёт перед учёным миром как остроумный и высокоэрудированный оппонент. Наверное, в силу вышеизложенного, «провалиться» на экзамене у такого профессора считалось в то время величайшим позором у студентов физико-математического факультета.

Любопытно принципиальное мнение о Чебышеве как о профессоре, которое принадлежит перу замечательного русского писателя и его современника Н.Г. Чернышевского. Следует привести небольшие выдержки из его письма к сыну, в то время работавшему над кандидатским сочинением по теории чисел, лекции по которой в Петербургском университете читал Чебышев.

«Ты пишешь, что профессор Чебышев, читающий в Петербургском университете математику, – хороший математик. Это я знаю. В чём состоят его математические открытия, я не знаю, но, кажется, он сделал довольно много важных открытий».

Н.Г.Чернышевский –
А.Н.Чернышевскому

21 января 1875 года.

«Я, помнится, написал когда-то из любезности к тебе, что слышал хорошие отзывы о Чебышеве, который тогда был и, вероятно, останется солнцем нашего факультета и твоим любимцем…».

Н.Г.Чернышевский –
А.Н.Чернышевскому

11 апреля 1877 года.

Чебышев и студенты – это особая животрепещущая тема. Мало кому удавалось слышать, как поют профессора в университете на студенческих вечерах. Редко, очень редко, но можно было услышать на таких вечерах чебышевский голос под аккомпанемент гитары или рояля: студенческая компания больше любила песнопение общим хором.

Средоточием молодёжного веселья становились обычно буфет и «мертвецкая» – аудитория, которую студенты отводили для безнадзорного разгула. В актовом зале студенты вальсировали или же просто слушали классическую музыку. В «мертвецкой» же знали иные понятия о веселье, нежели в актовом зале. Здесь студенческая братия кутила и гуляла точно в каком-нибудь питейном заведении. Чебышева, который, впрочем, всегда торопился покинуть актовый зал в самый разгар происходивших там бурных событий, оставлял на «закуску» студентам двух профессоров из своего гнезда – Золотарёва и Сохоцкого…

Вспоминая о тех студенческих вечерах много позже, уже будучи профессором, А.М.Ляпунов, ученик Чебышева, так отзывался о царящих нравах среди безмундирного студенчества той поры: «Они иначе быть не могут. Это слишком обыкновенное у нас дело» ... Ещё более поразительную картину можно было наблюдать на обширной площадке перед центральной, парадной лестницей. Возбуждённые, ликующие студенты, столпившись вокруг ректора – знаменитого ботаника Андрея Николаевича Бекетова, наперебой угощали его пивом, выражая при этом ему шумное одобрение. Затем его подхватывали на руки и принимались качать, подбрасывая в воздух. Несколько раз, оказавшись на ногах, порывался почтенный ректор уйти, но отделаться от толпы почитателей ему не удавалось. За ним увязывалась змейка студентов – и всё повторялось сначала. Никто не приходил ему на выручку, ибо любовь к Бекетову в университете была всеобщая и искренняя и порой принимала такие безудержные формы лишь из-за простодушной грубости нравов студенческой молодости...

Чебышев очень любил оперу, вечерами часто посещая Мариинский театр в компании петербургских профессоров. Студентам он рекомендовал прослушать оперы «Рогнеда», «Пророк», «Кузнец Вакула», «Фауст», «Аида», «Юдифь»; а самому ему особенно нравилась «Жизнь за царя», причём настолько, что Чебышев побывал на ней трижды. Однако отклик чебышевские призывы имели самый ограниченный – студенты по-прежнему предпочтение отдавали тесноте гулянок в «мертвецкой», а не огням рампы…

Студенты редко оказывались дома у тогдашнего главы петербургских математиков. Но даже попав в обитель прославленного академика, подчас терялись, обозревая комнаты прекрасно, даже роскошно обставленные. На память приходили слухи об огромном состоянии Чебышева. Что принесло ему такой капитал – никто не смел сказать. Военные разработки? Секретные миссии за рубеж? Или многочисленные изобретения механизмов, которые пользовались широкой известностью и в России, и за границей?

Студенты не ведали, что столь богатую видимость имеют лишь приёмные комнаты. Кабы заглянули они в столовую или спальню, в которых собственно и протекала жизнь Чебышева, то поразились бы суровой скромности, даже скудности их обстановки. А в четырёх парадных помещениях Пафнутий Львович расставил роскошную мебель, доставшуюся ему по смерти брата, Николая Львовича, большого любителя широко пожить. И никак не соответствовал их роскошный облик характеру хозяина квартиры, не имевшего привычки сорить деньгами. Эта крайняя бережливость в материальных вопросах, укрепляясь и развиваясь, с годами приняла выходящие из рамок формы. В быту профессор был несколько странен или даже смешон. Студентов удивляло то, что, хотя и прожил их «Пафнутьич» всю жизнь холостяком, не было у него никогда ни слуги, ни камердинера, ни экономки, не держал он собственного выезда, а пользовался наёмными извозчиками, не считая зазорным торговаться с ними из-за цены. Ходили слухи, что он даже собственноручно заливал прохудившиеся калоши. И это вельможа, подчас выступающий с докладом на заседании русского правительства! Единственно, на что не жалел деньги профессор (об этом знали все), так это на изготовление и испытание придуманных им механизмов (по Университетскому уставу 1864 г. Чебышев как ординарный профессор имел оклад в 3000 рублей).

Студенческие стипендии в то время составляли 20–25 рублей; питались слушатели университета в ближайшей кухмистерской, где за 25 копеек можно было получить обед из двух блюд: суп или борщ – на первое, котлету, бифштекс или кусок говядины – на второе. Снимали обычно студенты одну на двоих скромную комнату на одной из линий Васильевского острова рублей за 15. Здесь, в Петербурге, у Чебышевых не было барских домов, как в Москве, где, по воспоминаниям современников, в «Чебышах» и «Аде» московские студенты селились запросто и пользовались благотворительными обедами со стороны попечителей – сестёр Чебышевых. Недаром выдающийся русский писатель В.А.Гиляровский одну из глав своего бессмертного романа «Москва и москвичи» первоначально назвал «Чебыши», несколько позже изменив название на «Студенты». В ней дядя Гиляй дал описание двум большим московским барским домам дворян Чебышевых на Козихе и Большой Бронной, которые были «сплошь заняты студентами».

Студенты знали и то, что для Чебышева нет ничего невозможного: он «пробивает» стипендию талантливому студенту Л.И.Липкину, изобретателю инверсора, вместе с правом на жительство в столице; денежное пособие в 300 рублей – одесскому чиновнику И.Козлову, способному в математике молодому человеку; оказывает денежную помощь учителю минской гимназии Жбиковскому для выпуска учебника по арифметике для уездных училищ, проявляет заботу о лицах, склонных к научному творчеству (о Ляпунове и др.).

По свидетельству профессора К.А.Поссе, ученика П.Л.Чебышева, часы, проведённые среди студентов, «были лучшими в жизни Чебышева». Именно здесь создавалась та нравственная связь, которая соединяла его со слушателями…

.