«В этой науке ничего не требуется извне – всё в голове ученого».

На вопросы главного редактора газеты «Математика» Л.О. Рословой отвечает лауреат Премии Президента Российской Федерации 2008 года в области науки и инноваций для молодых учёных Александр Кузнецов.

Президент Д. Медведев и А. Кузнецов
на церемонии вручения премии, Кремль, февраль, 2009 г.
Фото с сайта Президента России

Л.Р.  Александр Геннадьевич, в официальных сообщениях сказано, что премия Вам присуждена «за крупные научные достижения в области алгебраической геометрии». Можно ли это расшифровать? Или наука столь «тяжкая», что не только нематематикам не объяснишь, но даже и многим математикам? Это область чистой математики или приложений?

А.К.  Да, это чистая математика, и объяснить нематематикам сложно.

Л.Р.  Из чего складывается успех ученого? Общая схема, как правило, проста: семья + хорошая школа + престижный вуз + солидная научная школа. А в Вашем случае?

А.К.  Я бы сформулировал схему несколько иначе. Во-первых, это врожденные способности. Во-вторых, образование. И в-третьих, общение с коллегами.

Совсем без способностей заниматься математикой невозможно. Другое дело, что не всегда большие способности дают большой результат. Важны и другие черты характера — трудолюбие, упорство, целеустремленность. Очень важен интерес к науке, поскольку интерес и любопытство в науке являются основной движущей силой.

Без хорошего научного образования тоже очень сложно. Правда, тут бывают исключения. Есть примеры (хотя и очень редкие) замечательных математиков, которые не получили никакого математического образования, а научились всему в процессе занятий. Но это и в самом деле очень большая редкость. Так что образование необходимо. Другое дело, что не обязательно начинать его с ясельного возраста. Неправда, что если ребенок не учился в спецшколе, то у него нет шансов. У всех разная скорость обучения. Поэтому можно начинать обучение и в 16, и в 18, и в 20 лет, главное, чтобы было большое желание. Но, конечно, чем раньше, тем лучше.

Ну, а общение с коллегами — это то, что совершенно необходимо в научной деятельности. Всегда важно быть в курсе новых идей, новых подходов. Очень важно иметь возможность поделиться возникшими мыслями, обсудить их. Есть, конечно, примеры людей, проделавших большой труд в одиночку, но они очень редки. Как правило, если человек остается один, ему очень сложно. На самом деле, как мне кажется, в этом большая проблема нашей науки. Наша страна очень большая, добраться из Сибири до Москвы непросто, и поэтому общение внутри страны затруднено.

Л.Р.  Стояла ли после окончания школы проблема выбора профессии, рода деятельности? Или сразу было однозначно понятно, что это должна быть математика? Кто или что повлияло на Ваш выбор?

А.К.  Для меня не стояла. Правда, где-то классе в седьмом я считал, что скорее стану физиком. Наверное, в этом возрасте красота физики уже видна, а красота математики еще нет. Но потом так получилось, что я поступил в школу с углубленным изучением математики, и это предопределило дальнейший выбор. В выпускном классе у меня уже не было никаких сомнений.

Л.Р.  Принимали ли Вы участие в олимпиадах или иных математических состязаниях?

А.К.  Конечно, принимал. В каком-то смысле районная олимпиада по математике стала для меня отправной точкой. Дело в том, что именно по результатам этой олимпиады меня пригласили на собеседование в матшколу, в которую я в результате и поступил. Так что не было бы этой олимпиады, я бы так до выпускного класса и учился в обычной районной школе.

Л.Р.  Вы относительно недавно закончили школу. Наверное, еще не успели ее забыть. Как оцениваете сейчас, каким должно быть школьное матобразование? Какое математическое образование нужно каждому, а какое тому, кто может, хочет, проявляет интерес? Что главное в обучении математике, на Ваш взгляд?

А.К.  Мне трудно оценить, какое образование нужно каждому. Для того чтобы рассуждать на эту тему, надо глубже в нее погрузиться. Ну а для детей, которым интересно, безусловно, надо предоставить возможность углубленного изучения. Система математических школ, сложившаяся в Москве, как мне кажется, довольно неплохо справляется с обучением таких детей, по крайней мере в старших классах. В провинции (да и в Москве в младших классах), боюсь, такой хорошей системы нет, поэтому там все в большей степени зависит от личности и квалификации учителя. Если учитель сам видит красоту своего предмета и может показать ее детям, они, скорее всего, полюбят такой предмет. И это уже очень хорошо. Но, конечно, если ребенок в дальнейшем рассчитывает профессионально заниматься какой-то наукой, ему лучше переходить в спецшколу. И дело не только в квалификации учителей, продвинутой программе, но и в том, что там он будет окружен детьми, разделяющими его интересы, а вместе учиться гораздо легче, чем одному.

Л.Р.  Модное течение в современной школе — исследовательская деятельность школьников. Вы — сложившийся исследователь, как Вы к этому относитесь? Занимались ли исследованиями, учась в школе? Полезно ли это для воспитания будущего математика? Или в этом нет необходимости, нет достойных объектов исследования, математической базы, не хватает общего интеллектуального уровня?

А.К.  Мне кажется, это довольно сложный вопрос. С одной стороны, чем раньше человек почувствует радость открытия, тем лучше. Но с другой стороны, когда человек решает задачу, не обладая для этого достаточными знаниями, он часто привыкает к кустарным, любительским методам работы. Мне кажется, это как раз одна из распространенных причин того, что некоторые школьники, добивавшиеся больших успехов на олимпиадах, не смогли потом стать учеными. В науке очень важно именно умение применять знания. Поэтому, на мой взгляд, чтобы самостоятельные исследования шли на пользу, нужно очень тщательно подбирать для них задачи, наверное, обязательно разбирать полученное школьником решение и по возможности показывать ему, как использование науки упрощает решение.

Л.Р.  Как-то в начале 2000-х годов одна из французских газет опубликовала письмо В.И. Арнольда с критикой системы регистрации по месту работы и жительства научных сотрудников, не являющихся гражданами Франции. Говорят, что буквально на следующий день тогда еще министр внутренних дел Никола Саркози связался с Арнольдом, пообещав в ближайшее время исправить ситуацию, и соответствующие документы были приняты в течение нескольких недель. Выступая на вручении премии, Вы подняли проблему утечки мозгов, вынужденного отъезда молодых российских ученых на работу за границу, что не может не отразиться на будущем нашей науки. Вы надеялись на такую же реакцию со стороны российского президента?

А.К.  Ни на что особое я, конечно, не рассчитывал. Но все же надеюсь, что хоть какая-то польза от этого будет.

Л.Р.  Президент отреагировал на Ваши слова, сказав: «Нигде не бывает легко. Идеализировать не надо — и у нас трудно, и за границей. Но должны быть инструменты, которые позволяют молодому кандидату наук получить самое главное, что нужно для нормального творчества. А что нужно? Чтобы квартира была и чтобы была более или менее приемлемая зарплата... Такого рода инструменты, такого рода решения приняты. И наши университеты сегодня обладают для этого всем необходимым». Согласны ли Вы с этим? Вернут ли такие меры престиж профессии ученого?

А.К.  Мне кажется самая главная проблема в том, что наши университеты не заинтересованы, чтобы в них развивалась наука. Их задача, а также и источник дохода — образование, вот они только им и занимаются. При этом просто навязать им задачу развивать науку, конечно, неправильно. Надо, чтобы у них появился к этому свой интерес. Например, как это устроено во всем мире. Уровень науки там является показателем уровня университета. Студенты, когда выбирают, куда им пойти учиться, ориентируются, прежде всего, на это. Таким образом и возникает стимул для университета развивать науку. Кроме того, бюджетная помощь университетам тоже распределяется в зависимости от уровня проводимых ими научных исследований.

Л.Р.  Правильно ли я понимаю Вашу мысль, вынесенную в заголовок, что Вас деятельность ученого-математика привлекает тем, что все, что необходимо для этой работы, находится внутри исследователя, в его голове, и он может чувствовать себя независимым, свободным человеком? Возможно, поэтому именно Вы подняли проблему молодых ученых, которая, конечно же, волнует не только математиков. Ваши слова процитированы во всех информационных сообщениях, которые я прочла.

А.К.  Да нет, это, конечно, не главное. Главное — то, что это интересно и получается. А некоторая независимость — это всего-навсего приятное дополнение, само по себе не столь важное.

Л.Р.  И, если можно, о Ваших детях? Кем Вы видите своих детей? Проявляют ли они математические способности? Занимаетесь ли Вы с ними математикой?

А.К.  Какая именно будет профессия у моих детей, мне не очень важно. Главное, чтобы она приносила им удовольствие, а людям пользу. Ну и, конечно, хотелось бы сохранить с детьми близкие отношения, когда они вырастут.

Математикой я с ними, конечно, по мере сил занимаюсь. Все-таки это я могу делать с большим эффектом, чем многое другое. Но математика тут, конечно, не является самоцелью. Важно научить ребенка думать, преодолевать сложности. Математика является хорошей тренировкой умения думать вообще. Тут можно привести такую аналогию. Когда родители отдают ребенка в спортивную секцию, они, как правило, не рассчитывают на то, что из него вырастет профессиональный спортсмен. Их целью в данном случае является укрепление здоровья. Так же и с математикой.

Л.Р.  Большое спасибо.