«Раздвинуть границы своего мира». Интервью с А.Г. Мехед

Интервью главного редактора газеты «Математика» Л.О. Рословой
с победителем конкурса «Учитель года-2007» Анной Григорьевной Мехед.

В 2007 году по итогам конкурса «Учитель года» было вручено сразу два хрустальных пеликана, и оба — учителям математики. Анна Григорьевна Мехед — одна из обладателей этого приза — тогда работала учителем математики московской школы № 2030. Сейчас она — директор лицея № 1581 при МГТУ им. Н.Э. Баумана.

Л.Р. Анна Григорьевна, два года назад Вы стали победителем конкурса «Учитель года». Расскажите, с чего началось Ваше участие в конкурсе. Откуда пришла идея? С детства мечтали стать победителем конкурса «Учитель года»? Амбиции взыграли? В какой-то момент стало скучно и захотелось новых впечатлений? Или начальство заставило?
А.М. Процентов шестьдесят участников — это те, кого заставили: либо приходит запрос сверху, либо директор вызывает, уговаривает и применяет административный ресурс.
Л.Р. А в Вашем случае как было?
А.М. Сверху, административным ресурсом.
У меня получилось вообще интересно. Как раз тогда в Москве создавалась «Школа будущего» — школа № 2030. Я проработала в английской спецшколе восемнадцать лет, там, где математика вторична по отношению к языку, поэтому, когда объявили конкурсный набор учителей в новую школу, я приняла в нем участие. Директором школы назначили Наталью Петровну Липкову, которая уже прошла конкурс «Учитель года».
И как-то конкурс в школу плавно перерос в конкурс «Учитель года». Было любопытно и приятно, что выбрали меня. Но сравнить себя с кем-то никогда не хотелось. Мне хватило двух лет работы после окончания вуза в РОНО Октябрьского района. Там был совершенно изумительный методист Иван Тимофеевич Бородуля, который работал с каждым молодым специалистом: нужно было обязательно приехать к нему, познакомиться, он спрашивал, какую школу закончила, кто был преподавателем — он знал всех, а дальше в течение двух лет каждую неделю без предупреждения Иван Тимофеевич появлялся на уроке и садился на последнюю парту.
Л.Р. А если бы снова оказались в той точке отсчета, повторили бы этот путь?
А.М. Я думала об этом. Нет. Я бы НЕ поменяла, наверное, ничего. Это даже не фатализм. Видимо, так должно было случиться, совпали какие-то моменты места, времени и действия.
Л.Р. То есть сожалений нет никаких?
А.М. Потери есть, однозначно, — из конкурса выйти без потерь нельзя. Причем теряешь не только ты, теряет твоя семья, твое окружение.
Л.Р. Я как раз и хотела спросить Вас о том, как семья к этому относится.
А.М. Я как-то услышала мнение первого победителя конкурса «Учитель года России», который сказал, что, если бы у него была семья и дети, он бы никогда не выиграл. А я могу сказать, что, если бы у меня не было семьи, я бы на него не пошла, а то, что я бы его не выиграла, это однозначно. Наверное, у каждого по-разному.
Л.Р. Конкурс — это серьезное испытание. Давайте по порядку. Как Вы готовились к нему?
А.М. Готовилась полностью сама. На первом туре была самопрезентация, дальше, лекция «Миссия учителя в условиях мегаполиса» и открытый урок в чужом классе.
Л.Р. Что самое тяжелое из этого?
А.М. Я никогда не давала открытых уроков, не считая тех двух лет, когда на мои уроки ходил Бородуля, но постепенно я привыкла к его присутствию. А здесь сидит даже не непосредственное твое начальство, а представители Методического центра, да еще из округа, и это когда для рядового учителя присутствие на уроке директора — уже суровое испытание. Кроме того, ты не знаешь детей, не знаешь, что они прошли, на что и на кого ты можешь опереться...
Л.Р. А с детьми можно познакомиться заранее?
А.М. Когда выбирается школа, ты можешь выбрать класс, который тебе хочется. С другой стороны, дети — они везде дети. И, наверное, на детях незнакомых проверяется педагогическая составляющая твоего мастерства. Со своими всегда проще, особенно когда у них работаешь не первый год — всегда знаешь, как они ответят, на что способны.
Л.Р. Конечно, они будут помогать, положительно реагировать. А тот урок помните?
А.М. Помню. Сейчас мне понятно, что конкурсный урок отличается от обычного, но на тот момент я этого не понимала, поэтому хотелось, как предметнику, уложиться в тему и при этом сделать нечто такое, что сейчас называют словом «метапредметное», что может привлечь внимание. Ну, понятно, что если никогда этим на уроках не занимался, то за уши не притянешь. Например, поглядеть в окошко — и прочитать стихи. Если для тебя это нехарактерно, то будет выглядеть как-то глупо. Я когда супруга спросила: «Саша, с чего начнем?» — он сказал: «Да начни с того, что ты умеешь».
Л.Р. Супруг тоже учитель?
А.М. Мы познакомились, когда он работал в школе, куда пришел в 94-м году. Когда в академических институтах стало плохо с деньгами, он пришел учителем труда, а потом экономики. Когда стало лучше, вернулся обратно. Дидактически я урок провалила полностью, но мотивация была просто в точку, и детям понравилось. Это был 9-й класс, алгебра, последовательности. Хорошая тема. И вышло хорошо — они только закончили решение текстовых задач, а тут последовательности... И заход был неплохой: можно ли проверить алгеброй гармонию. Я туда стихи какие-то вплела. И детям действительно понравилось. Но директор методического центра сказал: «Выхода нет, они с урока должны были выйти, каждый придумав стишок по формуле». Как же можно придумать стихи по формуле? Конкурс что заставляет делать? Он заставляет задуматься, как ты делаешь те или иные вещи, что-то систематизировать и приобрести кучу навыков, которые, наверное, если бы не конкурс, могли бы и не понадобиться, а сейчас без них уже невозможно.
И ты понимаешь, что они необходимы, только когда ты окунулся в конкурс.
Л.Р. Какие, например?
А.М. Например, умение говорить со сцены, общаться со взрослой профессиональной аудиторией, преодолевать страх перед ней. Мне кажется, что это важная составляющая профессии, учитель должен этим владеть. Когда это твой класс, твои дети и их родители — там абсолютно естественное общение, а когда это преподаватели другой школы — это сродни мощному стрессу. Вот конкурс научил преодолевать этот стресс.
Л.Р. А что-то для урока?
А.М. Информатизация, которая у меня совпала с информатизацией школы, с ее технической обеспеченностью — в то время с «Макинтошами», «Живой математикой», в которую пришлось погрузиться. Такие мелочи, как отправлять задания по электронной почте, это удобно.
Л.Р. Выход на новые технологии?
А.М. Да, на новые технологии. И причем волей-неволей. То есть они тебе нужны, ты начинаешь чувствовать потребность, влезаешь, и процесс твоего обучения идет очень быстро, быстрее, чем если бы ты ходила на курсы компьютерной грамотности.
Л.Р. Может быть, стоит как-то пересмотреть программу курсов повышения квалификации?
А.М. Да. Но здесь это более естественно и действенно.
Л.Р. Проще организовать конкурс и пропускать учителей через конкурсное движение?
А.М. Они будут гораздо более разноплановыми, эти курсы. При таком общении многое узнаешь. Новые технологии заставляют тебя много читать. Я бы, наверное, в жизни столько педагогической литературы не прочитала, как во время конкурса. А если учесть, что только в каждом московском округе конкурсным движением по 300 человек охвачено каждый год, бывает и больше, — представляете, какая это мощная школа повышения квалификации? И потом, есть еще очень хорошая вещь — послеконкурсная жизнь. Люди, которые туда попадают, из обоймы уже не выпадают полностью, поскольку у них появляются огромные возможности для профессионального общения с учителями, причем не только своего региона.
Л.Р. Это верно, учитель замкнут в своем классе, в своем кабинете…
А.М. Да. Он выходит только тогда, когда собирают методисты в центрах. Если он там с кем-то познакомится, не факт, что на следующий сбор этот человек придет.
Л.Р. Вообще, сколько времени занимает участие в конкурсе?
А.М. Около года. Округ проводил первые конкурсные испытания 19 октября в этом году, то есть едва закончился российский конкурс, прошло ровно две недели, и пошел новый конкурс.
Л.Р. Давайте вернемся. Что было на финале городского этапа?
А.М. Мастер-класс. Что такое мастер-класс, я сейчас понимаю, — наверное, даже могу дать определение: это демонстрация на взрослой аудитории неких методик и технологий. Они не изображают из себя детей, это профессиональная аудитория, которой ты (а через них всем, кто это смотрит) стараешься передать свои приемы работы. Тогда я даже интуитивно не понимала этого. Мне объясняли, что это некое занятие для взрослых.
Л.Р. Вы ведете мастер-класс, как урок, или просто рассказываете о чем-то из своего опыта?
А.М. Бывают разные формы. Кого-то из аудитории сажают на сцену, проводят занятие, а потом поясняют, что было сделано, как и какой результат ожидается. Бывает, мастер-класс проводят просто на весь зал, с какими-то технологиями, опять же комментируя ответы. По-разному бывает. Но обязательно с учетом того, что ты учитель-предметник, ты должен продемонстрировать эти технологии через свой предмет, но так, чтобы учитель начальной школы, или рисования, или физкультуры мог что-то из этих технологий себе присвоить.
Л.Р. А что вы показывали?
А.М. Учителю математики, когда он что-то показывает, проще выбрать теорию вероятности или комбинаторику, азы, поскольку все сталкиваются с этим. И я ехала туда с этим. Сначала я думала: может быть, попытаться народ научить играть в преферанс, но здравый смысл мне подсказал, что за полчаса это не получится. С покером, как технологией выбора, комбинаторными задачами, тоже было непонятно: брать или не брать. Меня убило, что двадцать учителей, вышедших во второй тур, показали мастер-классы одного из призеров прошлого года. Что можно показать в комбинаторике, теории вероятности? Они так же, как и я собиралась сделать, начали с самого начала — события, вероятность... Тут я поняла, что послезавтра мне давать мастер-класс, а его уже показали. Но поскольку тогда я еще воспринимала все это как игру, решила рискнуть с покером. И вот в конце мастер-класса, когда мы уже все отработали, разобрали классическую покерную задачу, просчитали варианты, вся моя группа прямо на сцене стала читать правила покера, розданные мной. Из жюри говорят: «Спасибо! Урок окончен». А они читают. И было совсем смешно, когда они спросили, можно ли забрать эти правила с собой, я им сказала: «Конечно, да», и тут встали два человека из жюри и попросили тоже дать им правила.
Л.Р. Итак, мастер-класс прошел на «ура».
А.М. Понятно, что есть вещи, которые подкупают. Наверное, они должны быть в мастер-классе, чтобы привлечь внимание.
Л.Р. Азартные игры помогли пройти второй тур?
А.М. Все-таки люди, которые занимаются конкурсами, имеют некую авантюрную склонность, азарт в характере.
Л.Р. Наверное, это желание что-то изменить в своей жизни, что-то попробовать новое, сменить роль.
А.М. Скорее, попробовать. Любопытно, что из этого может получиться. Игра не только на сцене или в классе, она и в жизни. Особенно в конкурсной жизни: начиная с момента, когда ты вошел в конкурс, и заканчивая объявлением победителя. Не важно, ты просто где-то на выезде или с кем-то общаешься, — идет конкурс. Все время ты подвергаешься оценке. Как за стеклом. Выйти на конкурс — нужно иметь смелость.
Л.Р. А что на городском этапе нужно было показывать?
А.М. Там тоже было два тура. Первый тур – урок, определение производной. Это был центр образования № 1840, 10-й математический класс. Они знали, что такое предел, и поняли, как вычислять производную, наверное, на десятой минуте урока, и на одиннадцатой для трех-четырех функций по определению вычислили производную в заданной точке. Очень быстро поняли геометрический смысл производной, до физического не добрались, но успели решить две-три задачи, начиная с простейших. Я, наверное, выиграла, потому что детишки были очень хорошие. Вообще мне очень везет на людей, в том числе детей.
Л.Р. Хорошие дети, которые были готовы к восприятию этого материала?
А.М. Да. Ну и самопрезентация. Все понимают презентацию по-своему. Кто-то начинает рассказывать о хобби, о семье, о детях. Кто-то включает видеоролик, где дети говорят, какой у них учитель хороший, как с ним интересно. Я не умею этого делать. Перед чужими людьми вывернуться наружу и рассказать о том, что ты любишь? Мало ли что я люблю. Но есть определенный формат, и нужно искать компромиссное для себя решение именно в этом формате. Это любопытно. Обычно помогает предмет.
Л.Р. Мне кажется, это очень правильная идея — все время возвращаться к предмету. Естественная. Ведь, в конце концов, ты выбрал его делом своей жизни, потому что он отражает твою сущность.
А.М. Я очень хорошо отношусь к учителям, но когда человек выносит на сцену палатку, лыжи как сферу своих интересов, это забавно.
Л.Р. Но Вам помогла математика, с точки зрения конкурса — не самый выигрышный предмет.
А.М. Так это и интересно. Например, создать мотивацию для урока. Я буду вводить понятие производной. Нарисовала урок, сделала слайды. Но должен быть заход: как учащихся мотивировать, чем заинтересовать. Вот на это я, наверное, убила недели две. Помогла книга Волошинова «Математика и искусство».
Л.Р. В математике много красивых идей, но это некая внутренняя красота, не всем открытая, ее нужно уметь видеть и понимать.
А.М. Вкратце, это выглядело так. В Великобритании в 70-х годах XX в. озаботились проблемой вычислить длину границы, но сделать этого не смогли, так как она представляет собой фрактал. О фракталах тогда еще мало что понимали. Цитата: «Я с ужасом и отвращением отворачиваюсь от этих функций, не имеющих производной». Так давайте сначала поймем, что такое производная, а потом вернемся к фракталам. Получилось симпатично.
Л.Р. Красиво. Интересно еще и потому, что это современная математика. Но на такую работу, как я понимаю, требуется колоссальное время?
А.М. Когда готовились к урокам, из методического центра иногда ночью домой на машинах развозили. Я не могла себе этого позволить, у меня ребенок ходил в 1-й класс. Правда, мне уже было понятно, что надо делать. Наверное, еще много значит, насколько человек быстро обучаем.
Л.Р. Обучаемость — вообще качество полезное. Но еще важно, насколько велик твой внутренний багаж: профессиональный, личностный, общекультурный.
А.М. Видимо, для финала Москвы и отбирается именно такая часть учительства.
Л.Р. Поэтому меня, например, удивляет победа в конкурсе молодых специалистов, как это было в этом году. Первая мысль, которая приходит в голову, что это просто политика.
А.М. Да нет, победители хорошие, достойные, и они многое через себя пропустили по ходу конкурса, многому научились. Думаю, это тот учитель, который сейчас нужен. Но мне кажется, что все еще зависит от того, какие функции на победителя возлагаются, и если он говорит от имени всего педагогического сообщества, то это должна быть зрелая, состоявшаяся личность.
Л.Р. Согласна. Столько проблем в школе, что надо любую возможность использовать, чтобы о них говорить. Возможно, именно победителя и услышат. В письмах в редакцию часто читаю: «Я — победитель конкурса “Учитель года” города такого-то». Победитель должен быть миссионером, выражать интересы своих коллег, своей профессии, представлять учительство своего города, региона, всей страны.
А.М. Вот я очень люблю Андрея Александровича Фурсенко. Он оказался очень обучаемым учеником. Он же, когда стал министром, совершенно не понимал проблем школы. Но наш министр очень вырос и стал вникать в проблемы школы.
Л.Р. Видимо, его скоро переведут на другую работу.
А.М. И это неправильно. Если через конкурс «Учитель года» можно пропустить много учителей и их обучить, то министр у нас один. Если он уже обученный, то зачем его менять?
Л.Р. Да, обучение всем дается нелегко. Значит, Москва предпочитает выдвигать опытных учителей?
А.М. Наш год был такой — 35–40 лет. Молодежь была, но немного, в этом году больше.
Л.Р. Вернемся на финал московского тура. Снова надо было давать уроки?
А.М. Нет. Нужно было дать мастер-класс, за ночь написать лекцию на одну из предложенных тем и прочитать ее. Блиц-опросы, проведенные в легком режиме, не требовали сколько-нибудь заметных вложений душевных сил.
Л.Р. А вообще, каждому учителю нужно принимать участие в конкурсе, как Вы считаете?
А.М. Наверное, из настоящих учителей — да. Вот Вы в начале нашей беседы спросили, как люди попадают на конкурс. Если их заставили — это хорошо. Плохо, когда они идут в конкурс сами.
Л.Р. А кто быстрее сходит с дистанции? Самовыдвиженцы?
А.М. Да, Вы угадали.
Л.Р. Вы имеете в виду людей с карьерными амбициями и желанием продвигаться по административной линии? Система должна как-то защищаться от таких специалистов, может быть, с помощью конкурсов тоже.
А.М. На самом деле, московские окружные управления образования именно из победителей растят административный ресурс.
Л.Р. То есть когда они вкладываются в конкурсанта, то понимают и оценивают потенциальные возможности его дальнейшего роста?
А.М. Именно. Вопрос только в том, надо ли это человеку. Наверное, надо всегда иметь смелость отказаться. А с другой стороны, на конкурсе некоторые черты твоей личности проявляются: умение организовать, умение управлять не только собой, но и собрать команду вокруг себя. Это действительно управленческие качества.
Л.Р. Но это и другая профессия.
А.М. Это я раньше говорила, что профессия другая. Теперь говорю, что профессия та же, только контингент другой.
Л.Р. Сфера деятельности та же — образование, но навыки, которыми нужно обладать, уже иные, и этому тоже надо учиться. Конкурс хорош тем, как я понимаю, что он позволяет решать кад-
ровую проблему. Но это только в Москве так, или и в других регионах?
А.М. Мне недавно прислал эсэмэску молодой человек, мы с ним вместе участвовали в конкурсе, он назначен директором губернаторской гимназии. Сейчас ему 34 года.
Л.Р. Как организован конкурс?
А.М. Это была идея «Учительской газеты», учредителями также являются Министерство образования и науки, Федеральное агентство. Но изначально это западный опыт. В Америке когда-то такой конкурс проходил, — наверное, и сейчас проходит, но там в основном по документам. И первые два или три года у нас тоже было по документам, а потом появились вещи публичные, — наверное, это хорошо.
Л.Р. Когда же все-таки пришло понимание ответственности?
А.М. Когда я вошла в пятерку московских победителей, спросила, могу ли отказаться от дальнейшего участия. Мне сказали: вы устали, отдохните. Потом, когда мне сообщили, что именно я поеду представлять Москву на финале, тут и поняла:
у меня за спиной 15-миллионный город. Эйфории или радости не было. Понимала, сколько мне еще нужно будет сделать, чтобы достойно выступить. Я не рвалась, но уж если сказали, что поеду, значит, надо, и я поеду. Это был 2007 год, и 10 лет московские педагоги не побеждали в конкурсе.
В Москве, конечно, тоже очень хорошие есть учителя, только они не идут в конкурсы, им некогда, да и незачем, собственно говоря. А территории есть очень интересные: Тюмень, Ханты-Мансийск, Ямал. У них своя система образования, свое видение проблем, они по-своему развиваются.
Л.Р. А как проходил российский финал?
А.М. Это был Череповец, две недели, и сразу три тура. Я с таким теплом вспоминаю Череповец, базу отдыха «Северстали», на территории которой жили и конкурсанты, и жюри.
Л.Р. Как на необитаемом острове?
А.М. Это очень правильно. Когда семья, проблемы, питание — ты не можешь сосредоточиться, думать все время об одном и том же. В финале сначала была визитная карточка, и 68 участников.
Л.Р. Это та же презентация, только по-другому названная?
А.М. Да, и мы прослушали 67 песен. Я петь не умею.
Л.Р. Поэтому плясали?
А.М. Нет, плясать тоже не умею. Не люблю самодеятельность. Зачем-то в документах нужно было указать хобби. Какая разница, какое у меня хобби? Я написала: мелодекламация. До последнего с ужасом ждала, что когда-нибудь попросят это исполнить. Так вот, говорила я о том, чем отличается год учителя от года любого другого человека. У всех 52 недели — у учителя 34. У всех Новый год начинается 1 января — у нас 1 сентября. И час у нас 45 минут. И дату определяем по дневнику.
А день недели? В 10-й класс пришла, значит, сегодня пятница. Ну и т.д. И снова урок. Теперь про пирамиды. Тоже красиво. В этот раз началось не с темы урока, а с арабской поговорки: «Всё на свете боится времени, а время боится пирамид». В принципе, любой хороший урок, данный на конкурсе, — это хорошая домашняя заготовка, которую можно по необходимости как-то трансформировать, что-то туда вставить или даже перевернуть. Тот урок можно, в принципе, давать в любом месте 10-го класса, потому что он не о пирамидах, а о сравнительном анализе. Вы знаете, очень много зависит от того, где живет конкурсант и с кем он общается при подготовке к конкурсу, какие цели себе ставит.
Л.Р. А Москва Вам помогала?
А.М. Только округ. Москва, скажем так, не мешала. В Москве есть много организаций, которые могут помочь. Институт открытого образования, у них есть лаборатория педагогических конкурсов. Может помочь департамент, коммерческое партнерство «Столичный учитель», КЭС — координационно-экспертный совет при жюри конкурса «Учитель года».
Л.Р. Это уже от участника зависит, кого привлечь, кого взять в тренеры?
А.М. В общем, да. Пожалуй, это точное сравнение.
Л.Р. А задается ли тема конкурса?
А.М. Да, у нас тема конкурса была «Использование информационных технологий с целью поддержки и развития русского языка». Когда ее объявили на педсовете, в виртуальном клубе «Учитель года» кто-то поместил заметку, что да, математики попали.
Л.Р. Не тут-то было. Получилось наоборот: два победителя, и оба — математики!
А.М. Даже неплохо. Ведь мы говорим об информационных технологиях потому, что если ты с компьютером работаешь довольно давно и не просто там «гоняешь в стрелялки», а общаешься и с детьми, и с их родителями через электронную почту, то это все становится естественным. Об этом и рассказываешь. Если же ты этого не делаешь, надо что-то придумывать.
Л.Р. Например, интегрированный урок с русским языком?
А.М. Можно и так, тоже интересно. Самый главный принцип — в меру, аккуратно, все должно быть к месту, а не притянуто за уши. Возвращаясь к разговору о формате конкурса — в туре несколько испытаний, и после первого тура появляется 15 лауреатов. Во втором туре: прочитать со сцены так называемую «Нобелевскую лекцию» плюс сформулировать миссию победителя. После второго тура остается 5 человек. Они так и называются — победители, вручаются пять малых пеликанов. А после этого еще некий дискуссионный клуб, интересный формат, типа круглого стола, где каждый высказывает свое мнение. И на этом все. То есть дальше большое жюри, подводя итоги по баллам, по голосам, выбирает одного из пяти.
Л.Р. А кто входит в состав большого жюри?
А.М. В большом жюри — 21 человек. Председатель — Виктор Антонович Садовничий, в состав входят представители Федерального агентства по образованию, региональных министерств и департаментов, ректор Московского института открытого образования А.Л. Семенов, ректор Академии повышения квалификации Э.М. Никитин, от «Учительской газеты» П. Положевец и И. Димова, народные учителя. Есть костяк жюри, который работает из года в год, знает проблему и может найти обоснованные решения.
Л.Р. В этом году победила совсем юная учительница математики  — Наталья Никифорова. Это сигнал, что государство хочет видеть больше молодых учителей, как Вы считаете?
А.М. Наверное, да, мы хотим видеть молодых. Но в ней действительно есть что-то интересное, такое, что надо видеть. Я не ходила ни на одно мероприятие исключительно из-за того, чтобы не создавать лишнего ажиотажа, так как была председателем счетной комиссии. Но по тому, что я слышала, она не сказала ни одной глупости, она такая камерная, домашняя, может быть, в силу возраста. Она хорошая девочка. Другое дело, что мне, как человеку взрослому, хотелось бы, чтобы у победителя было больше жизненного опыта. Может быть, это возрастное, не исключаю.
Л.Р. Дети любят молодых учителей. Они мобильнее, быстрее откликаются на их проблемы и потребности, на какие-то изменения в жизни. Вот появляется что-то новое, значит, оно должно стать предметом анализа и оценки учителя, он должен это новое опробовать, понять, хорошо оно или плохо. Действительно, может ли человек, ни разу в компьютерные игры не игравший, выносить об этом какие-то суждения?
А.М. Я, например, очень люблю игру «Минер». Знаете почему? Когда я родила дочь, то поняла, что у меня плохо со вниманием, я не могла сосредоточиться. И эта игра помогала сконцентрироваться.
Л.Р. Совершенно верно, я недавно читала об одном исследовании: офисным работникам в начале рабочего дня предлагали 10–15 минут поиграть в компьютерные игры. Оказалось, что они быстрее и активнее включались затем в работу, чем те, кто работал как обычно. Видимо, надо научиться правильно использовать то, что уже существует, не делать вид, что его нет. Наверное, молодежи это делать проще. Подрастает поколение, которое росло рядом с компьютером, как будто это рядовой электроприбор. У них иная психология, кто-то из них придет работать в школу. Учитель будущего — он иной. Все должно меняться. Что изменилось после конкурса в Вашей жизни? Что он дал?
А.М. После конкурса жизнь поменялась абсолютно. Я всегда рассказываю, что пока я восемнадцать лет в школе работала, мои дети вырастали, устраивались на работу — всегда хорошо, они толковые. И вот кто-то из них рассказывает: я поехал в командировку туда-то. А я слушаю и думаю: у нас, наверное, единственная профессия, где никогда не посылают в командировку. Это же, во-первых, любопытно, а во-вторых, расширяет круг общения. Что дает конкурс? Он резко раздвигает границы твоего мира. Открылись двери, и перед тобой — вся страна. И я, конечно, с большим удовольствием принимаю участие во Всероссийском конкурсе, потому что это большая педагогическая тусовка, говоря сленговым языком. Ты видишь знакомые лица, ты их знаешь, общаешься, не важно, пять минут, десять, все равно что-то новое узнаешь. И это действительно интересно.
Л.Р. Я поняла: повышение квалификации и возможность профессионального общения. Это то, что нужно учителю. И конкурс эти проблемы помогает решить.
А.М. Причем естественным образом.
Л.Р. Вы будете продолжать участвовать в конкурсе по другую сторону – в жюри?
А.М. Да, у учредителя есть такое желание. Оно совпадает и с моим.
Л.Р. А что-то хочется поменять в конкурсе, что-то новое привнести?
А.М. Нового добавили много уже в этом году. И, на мой взгляд, первый тур оказался очень перегруженным: педагогический совет, педагогический семинар, родительское собрание, урок — это много. Причем, несмотря ни на какие мнения, у меня остается свое, что основная работа учителя — это работа с детьми. Общение с родителями — через ребенка, оно всегда конкретно.
Я плохо себе представляю учителя, который соберет родителей и начнет им читать лекцию о педагогике, о том, как воспитывать детей. У каждого родителя есть собственное понимание. И тем более на конкурсе: собрать совершенно чужих родителей, с которыми у тебя нет связи даже через ребенка, просто никакой, и обсуждать с ними доставшуюся тебе по жеребьевке тему? Классный час — это хорошо. Потому что учитель должен быть классным руководителем, воспитателем, образование и воспитание неразрывны. Форма проведения, тема – об этом надо подумать. Я бы оставила на первом туре мероприятие, связанное с детьми, а все остальное лишнее.
Л.Р. А какие-то чисто профессиональные вещи проверять у каждого предметника? Например, умеет ли учитель математики решать задачи? Или предполагается по умолчанию, что учителя математики, который не умеет решать задачи, не выдвинут?
А.М. Это позиция Министерства образования: на конкурс идут победители нацпроекта, они все умеют давать уроки. Поэтому зачем вообще вводить урок? Было и такое обсуждение. Опять же, формат конкурса? За счет большого числа проводимых мероприятий были отброшены не только, скажем так, не самые яркие, но и неординарные. Осталась середина — 15 человек. Конкурс был 20-й по счету, это массовое явление, создаются региональные клубы учителей, поэтому его можно рассматривать как общественное движение.
Л.Р. А Вы, уже в качестве директора школы, втягиваете своих коллег в эту секту?
А.М. Ну, я бы не сказала, что это секта. А почему — нет? Учитель математики нашей школы Сергей Валентинович Буфеев, например, очень много в конкурсе приобрел. Обладая мощными православными корнями, которые у него есть, и определенным аскетизмом в жизни, он увидел, что что-то можно делать по-другому. Человек что-то узнает о себе.
Л.Р. Какой совет Вы бы дали коллегам, которые хотят принять участие в конкурсе, но не решаются это сделать?
А.М. Верить в себя и в свои силы.
Л.Р. Анна Григорьевна, спасибо Вам за беседу. Хочу пожелать Вам успехов на новом поприще и веры в свои силы!